Маша сидела у окна и плакала.
Поезд вёз её в неведомые дали. Очередные отношения закончились разочарованием. Она винила себя и не понимала за что.
Она думала о том, что же с ней не так? Почему всё рушится в одночасье?
За окном шел дождь. Серые тучи клоками лежали на уставших деревьях. Они уже сбросили почти все свои листья и готовы были уснуть под снегом, но снега еще не было. И эта унылая серость мелькала за окном, еще больше ввергая ее в тоску и уныние.
Маша снова и снова думала:
— Почему он так?
— Почему отменил вдруг назначенное свидание?
Он знал, что она приехала в его город. Они заранее договорились о встрече, но он её не встретил. Он позвонил и сказал, что не сможет увидеться с ней.
И это сводило ее с ума.
Ведь все было так хорошо, они были счастливы вместе, они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.
Они могли вместе и смеяться, и плакать. Они могли говорить обо всем и ни о чем, они говорили о самом сокровенном. Они восхищались друг другом и это было искренне.
Они любили вместе танцевать, и каждая их встреча была как танец.
Им не просто интересно было говорить на разные темы, они чувствовали одни и те же эмоции, они чувствовали друг друга. И это чувствование, это единение было таким восхитительным, таким прекрасным, что хотелось наслаждаться этим снова и снова.
Но они жили в разных городах и вынуждены были расставаться и жить ожиданием новой встречи.
А сейчас все разрушилось.
Вся эта идиллия рухнула в одночасье, в момент, когда он сказал, что не сможет увидеться с ней. В его словах не было ничего особенного, но она слышала в них прощание.
И она мучительно думала о том, что же она не так сказала, что не так сделала?
Горечь обиды комом стояла в горле.
Она видела, что сценарий её отношений в очередной раз повторяется снова.
Маша только поверила, открылась ему, но судьба неумолимо бьет под дых, не давая ей возможности расслабиться и быть счастливой.
Неужели ей так и суждено быть одной до конца дней?
Неужели – это мучительное одиночество – самое лучшее, что судьба уготовала ей?
Это одиночество – самое страшное, что только может быть. Оно преследовало ее всю жизнь и доводило до отчаяния. Когда ощущение ненужности, никчемности, тотальное чувство вины за сам факт своего существования на этой Земле, накрывает так, что хочется расстаться с этой жизнью, мозг лихорадочно начинает искать способы, которые могут в этом помочь.
И единственное, что до сих пор удерживало ее от этого – так это то, что никто не будет плакать об её уходе.
От этой мысли становится ещё горше и тошнее. Силы покидают тело, и оно становится ватным. И уже нет желания предпринимать какие-то попытки попрощаться с жизнью. В этом состоянии уже нет никаких желаний, нет даже боли. Она становится настолько сильной, что ты просто перестаешь её чувствовать. Вместо нее появляется ощущение, что ты не живешь, тебя нет и тебе все равно.
Мария периодически доходила до этого состояния апатии, когда уже всё равно, но потом, понемногу возвращалась к жизни. Возвращалась по-разному.
Иногда она резко выныривала, решая, что ей надоело болтаться в этом небытии.
Но чаще это происходило через возвращение к чувству вины, злость на себя, на того, кто ее предал, на всех окружающих, на весь мир, через возвращение к чувствованию боли.
Маша вдруг резко, всем существом ощутила, что живёт в ожидании этого, в ожидании этой боли, этого предательства, того, что её будут бить.
В голове почему-то крутилась фраза:
«А ты точно не будешь меня бить?»
Её тело сжалось, мышцы напряглись, как будто ожидая удара. Её переполнял страх.
На всякий случай она огляделась вокруг: никакой видимой угрозы не было. Она сидела она. В вагоне было всего несколько человек, которые были в другом конце вагона.
Она не могла понять, откуда взялась эта фраза. Она пыталась вспомнить, и не могла. Её не били в детстве. В её семье это было не принято. Её любили родители, и она их любила. Они рано погибли, и она очень переживала, когда их не стало.
— Может быть оттуда моё чувство одиночества?
— Конечно да, — ответила она себе, — но ожидание удара не оттуда. Откуда?
Слезы высохли, интерес стал гораздо сильнее и страх ослабел.
В голове со стуком колес звучал этот вопрос:
— Откуда? Откуда? Откуда?
За оном мелькали деревья, по стеклу стекали струйки дождя, погрузив её в какое-то стояние между явью и сном.
Она смотрела в окно не моргая, и вдруг увидела, как в кино, маленькую девочку, где- то годика отроду, которая стояла у блестящего стола и изучала его. Папа только что принес его в комнату и ей было интересно. Стол так привлекательно блестел, и она исследовала его поверхность.
В его блеске отражалась люстра и шкаф. Она попробовала его лизнуть – он был невкусный, но очень гладкий. У не в руках была чайная ложка и она постучала по нему. От этого стука, тонкие ниточки трещин побежали в разные стороны, создавая причудливый узор. Она стучала еще и наблюдала за тем, как рождаются эти узоры, когда лаковое покрытие трескалось от удара чайной ложки.
В этот момент в комнату вошли папа и мама. Папа отреставрировал этот стол и был несказанно горд этим. Он привел маму показать результат своей работы. Но результат был испорчен его маленькой дочкой с маленькой ложечкой. Он был в ярости, когда увидел, что она делает.
Папа схватил полотенце, скрутил его и ударил девочку по попе.
Она даже не поняла, что происходит. Её любимый папа, который любил и обнимал ее, целовал и баловал её, кричит на неё и причиняет ей боль. Ей стало очень страшно. В ней смешались сразу все эти чувства и любовь, и страх, и боль. Она смотрела на него своими синими глазами, полными доверия и непонимания. В его взгляде было что-то такое, чего она никогда раньше не видела. От этого взгляда похолодело все внутри и тело стало неподвижным, как камень. Ей было тяжело дышать, как будто некуда было вдыхать воздух. Он ударил её несколько раз, пока мама успела взять её на руки. Она кричала ему:
— Остановись! Опомнись! Она же ребёнок! Она же не понимает!
Но он услышал её не сразу.
Когда он понял, что произошло, он пытался отнять её у мамы, но девочка ни в какую не хотела к нему. Она вцепилась в маму и все ещё не могла вдохнуть.
Мария ощутила эту сдавленность в груди. Она пыталась вдохнуть, но резкая боль внутри мешала ей это сделать. Она достала из сумки бутылку с водой, сделала пару глотков и медленно и неглубоко стала дышать.
Ей стало понятно откуда это ожидания удара, боли и предательства. Но только не сосем понятно, что можно с этим сделать.
Дождь за окном усилился и глядя на эти струйки водя у неё потекли слезы. Чувство обиды и несправедливости переполнили её. Она снова чувствовала себя той маленькой девочкой, которая ощущала коктейль эмоций из любви и обиды, боли и страха, и всё это рождало бессилие, против разъяренного отца, который не мог себя контролировать.
— Что я могла сделать, чтобы защитить себя? – мучительно искала она ответ.
Челюсти сжались так, что зубы заскрипели. Ответ она почувствовала:
— Укусить!
Она неожиданно для себя снова переместилась туда, где папа держал её одной рукой, а другой – бил её полотенцем и со всех сил впилась ему в руку, всеми выросшими на тот момент зубами.
Папа вскрикнул от боли, и эта боль вернула его в чувство, выдернув из состояния аффекта.
Девочка разрыдалась, а папа обнял её и прижал к себе, попросив прощения. У него по щекам текли слезы, и он сказал ей, что больше не обидит её, что она в безопасности.
Маша рыдала в голос. Отец и вправду больше не обижал Машу. Но тот её страх, то ожидание боли, ожидание предательства, осталось в ней комом горле и болью за грудиной. И сейчас все это выходило вместе со слезами и ей становилось легче.
Из-за туч, вдруг выглянуло солнце, скользнув ярким лучом радуги по стеклу. Дождь внезапно прекратился. Золотистые кроны берез яркими шапками выделялись на фоне бархатно-зеленых сосен. Рябина красными гроздьями дополняла яркость этого пейзажа. А над лесом стола радуга.
Маша глубоко вздохнула и улыбнулась.
Объявили, что поезд прибыл. Город встречал её ласковым солнцем.
Она улыбаясь вышла на перрон и огляделась.
— Вы впервые в нашем городе?
Бархатный мужской голос заставил обернуться, чтобы оценить насколько его обладатель соответствует возникшему в голове образу.
Обладатель голоса был коренастым кареглазым брюнетом. Легкая проседь в его висках добавляла ему шарма и некоего благородства.
Она смотрела на него и улыбалась.
Улыбалась оттого, что в ней не было страха и ожидания, что её будут бить. Были новые, неизвестные ей раньше чувства: радость и легкость, игривость и интерес и ей очень нравилось это состояние.
© Галина Суслина, настройщик радости и любви
Готовы отпустить свои страхи и начать счастливую жизнь?
Могу помочь.
Модуль занятий #Терапия_Страха из будет проходить 17,18,19 января 2022года.